Другим хирургом, оказавшим большое влияние на Ридли во время его работы в глазном отделении больницы Сент-Томаса, был Джеффри Дойн. Отец Дойна, Роберт, был открывателем Doyne’s honeycomb retinal dystrophy (Malattia Leventinese) и основателем Оксфордского конгресса. Дойн, работавший как в клинике Св. Томаса, так и в Мурфилдсе, зная способности Ридли, порекомендовал его на должность регистратора в клинику Мурфилдса. Таким образом, Ридли с самого начала своей карьеры работал с лучшими глазными хирургами Лондона, набираясь знаний от каждого из них. Дойн взял Ридли в оборот и стал для него вторым отцом, помогая и советом и поощрением. Ридли признаёт роль Дойна в своей жизни: «Я хорошо понимаю, как многим я обязан этому человеку, у которого во всём мире не было ни единого врага. Моё будущее могло быть совсем другим без него и без его мудрого руководства. Он был хорошим офтальмологом, достойно занимавшим должность в Мурфилдсе. Хоть он и не застал признания моих работ, я искренне надеюсь что он с удовольствием помогал мне делать первые шаги в офтальмологии. Бог был настолько благосклонен, что дал мне двух великолепных наставников: один – Хадди – был великолепным учителем, но я считаю, что Джеффри Дойн больше помогал и направлял меня».
Окончив обучение, Ридли временно работал надомным хирургом и анестезиологом в Королевском Лазарете г. Дерби, и памятуя совет своего отца посмотреть мир до того как рутина затянет в свои сети находил должности корабельных хирургов. В течение 1933…1934гг. он успел несколько месяцев отслужить на Балтике, и четыре месяца в Японском море, повторив путь отца, который служил там же в 1884…1885гг. После этих приключений он жаждал полезной работы, и по рекомендации Дойна очень удачно получил полуторагодичную стажировку в ординатуре офтальмологии Мурфилдса в 1934…1935гг. О ней Ридли писал:
«В тридцатых годах двадцатого века условия в больницах стали лучше, чем сто лет назад, к тому же появились местная анестезия и общий наркоз. В больнице была одна операционная, оборудованная одним операционным столом – шедевром столярного мастерства. Читателю такое описание может показаться невероятным, однако заражения были редкостью, если не учитывать травмы глазниц. Шокирующим открытием стало то, что техника оперирования была гораздо ниже стандартов Хадди в Сент-Томасе. Это было эхом Первой Мировой войны: она унесла поколение офтальмологов, как немецких, так и союзных стран. Из-за этого молодые врачи не получили достойного образования. Некоторых брали на должности в больницу даже без надомной хирургической практики. Хотите верьте, хотите нет, но на момент моего зачисления из двенадцати штатных хирургов Мурфилдса через неё прошли только двое. Если считать Хадди – трое. Я был первый из нового поколения офтальмохирургов, и мне был дан шанс собрать лучшие приёмы работы старших товарищей и довести технику до стандартов того времени. Я оперировал больше чем кто-либо из моих предшественников и даже кое-что советовал моим старшим коллегам.»
Ридли провёл 109 экстракций катаракты за 12 месяцев хирургии. В это время среднее число пациентов, которых он вёл, было от 30 до 40. На технику его операций в это время повлияла Венская школа офтальмологии – по завершении обучения в 1935г. он порядка месяца путешествовал по Вене, Мюнхену и Будапешту и был очень впечатлён «всеобщим великолепием офтальмологии континентальной Европы». Единственной техникой, которую использовал Ридли в эти 12 месяцев, была интракапсулярная экстракция катаракты (ICCE), и хотя ему не было разрешено использовать экстракапсулярную экстракцию (ECCE) до тех пор пока он не стал консультантом, уже в ту раннюю пору он признавал её преимущества и безопасность.
По воле случая ECCE оказалась наиболее подходящей техникой для имплантации будущего изобретения Ридли – интраокулярной линзы (ИОЛ).